Ее номер оказался довольно скромным, по сравнению, с апартаментами в «Метрополитен-отеле», но и цены были значительно ниже. К снастью, Джессу удалось на прошлой неделе получить месячное жалованье, иначе он не смог бы заплатить за отель, обеды и билет на поезд, как намеревался.

Лисса подошла к окну, выходящему на улицу, и, зябко охватив себя руками, вгляделась во тьму. Она казалась такой прелестной и беззащитной сейчас.

— Почему две комнаты, Джесс? Не слишком ли поздно соблюдать приличия?

— Тебе будет легче развестись, если существует доказательство того, что брак не был осуществлен.

Лисса сжалась.

— Значит, ты все-таки хочешь бросить меня? Оставить ребенка еще до того, как он родится?

Она повернулась к Джессу, гневно сверкая глазами, но, заметив, с какой нескрываемой тоской он глядит на нее, проглотила запальчивые необдуманные слова, рвущиеся с языка.

— Отец обязательно простит тебя. Кроме того, не забывай о своих родственниках в Сент-Луисе. Там не смотрят свысока на ребенка с индейской кровью… — Голос его прервался, и, тихо выругавшись, Джесс пошел к двери. — Я куплю тебе билет и посажу на поезд. Доберешься до «Джей Бар», а там Маркус доставит тебя на станцию «Скво Крик».

Лисса ничего не ответила, только молча стояла у окна, пока он не ушел, одинокая, маленькая, несчастная. Джесс оставил ключ от ее номера на столе. Она медленно подошла, взяла его и, чему-то улыбнувшись, позвонила рассыльному.

Джесс поставил лошадь в конюшню, купил билет и не спеша пошел к отелю. Остановившись у двери своей комнаты, он снова подумал о прелестном теле Лиссы. Номер напротив совсем близко. Если постучать, она, конечно, примет его…

Собрав все силы, Джесс открыл замок и ступил во мрак. Немедленно его инстинкты, отточенные годами полной опасностей жизни, подсказали, что он не один. Джесс, выхватив пистолет, замер, вглядываясь в черноту. Но тут загорелась спичка, осветив лицо Лиссы.

— Ты зря потратил деньги на лишний номер, Джесс, — прошептала она, зажигая лампу.

Глава 16

Лисса подошла к нему, словно крадущаяся тигрица, одетая в тонкое батистовое белье, почти прозрачное в мягком свете.

— Я твоя жена. Сможешь меня оттолкнуть? — тихо спросила она. — Сможешь пересилить себя?

Прорычав проклятье, Джесс начал лихорадочно сбрасывать одежду, обрывая пуговицы рубашки, швырнув пояс с пистолетом на стул, пинком отбросив сапоги и брюки.

— Будь ты проклята, Лисса… Мне придется пойти на все, чтобы освободить тебя, но сегодня ты моя.

Его губы накрыли ее рот с буйной жадностью, терзая и впиваясь с бешеной, почти неодолимой силой. Лисса, прижавшись к нему, таяла в этих стальных объятиях, молча, нежно, отдавая всю себя. Тела их слились, нераздельно, неразрывно, только руки неустанно гладили, ласкали, скользили по коже. Пальцы Джесса нашли кружевные шлейки на ее лифе, оттянули с плеч, обнажив ее груди.

Когда его горячий ищущий рот накрыл ноющий кончик бледно-розового соска, Лисса, тихо застонав, выгнулась. Ее груди из-за беременности стали за последнее время невероятно чувствительны и очень набухли. Пальцы Лиссы скользнули в копну черных волос и запутались в густых блестящих прядях.

Джесс сжал ее груди, изумляясь, словно чуду, их полноте и округлости. Как он мог не заметить изменений, происходивших с ее телом? Потому что был настолько охвачен вожделением, что ничего вокруг не видел? Ни одна женщина не сводила его с ума так, как Лисса. Его ладони погладили слегка припухший живот, развязывая тесемки панталон, сдвигая их все ниже.

Лисса ногой отбросила тонкий батист; Джесс, чуть нагнувшись, подхватил ее на руки и понес к постели.

Они покатились по мягкому покрывалу, перепутавшись руками и ногами и осыпая друг друга страстными поцелуями, лизали, кусались, ласкали шею и плечи друг друга. Лисса ощутила, как давит на живот твердый напряженный фаллос, и дерзко погладила его. Из груди Джесса вырвалось тихое рычание, он вздрогнул и, приподнявшись, навис над ней. Лисса раздвинула ноги и с тихим задушевным вскриком направила ищущий входа мощный отросток в гнездышко под треугольником темно-рыжих волос.

Сначала Джесс двигался быстрыми резкими толчками, любя ее без слов, с яростью и забвением отчаяния, потом замер, крепко прижимая ее к себе, осознав, что это будет их последней ночью, последними часами, проведенными вместе.

Лисса, казалось, почувствовала перемену в его настроении, когда Джесс снова стал ласкать ее, медленно, задумчиво, нежно.

— Никогда не оставляй меня, Джесс, никогда… — Задыхающийся голос на мгновение замер.-…Я… люблю… тебя… Я… люблю… тебя.

И в тот момент, когда волна сладостного облегчения захлестнула ее, Джесс прошептал чте-то неразборчивое, почти неслышное. Было ли это ответным признанием? Лисса не поняла.

Его естество набухло глубоко в ней и вздрогнуло, раз, другой, еще… пока оба не очутились в мерцающем чудесном мире экстаза, где так часто оказывались вместе. Но на этот раз оба испытывали нечто вроде сладостно-горького потрясения. Ослепительное блаженство ушло…

Лисса ощутила, как он обмяк на ней, и, тяжело Дыша, прижал к себе, стараясь прийти в себя. Ее руки скользнули по мускулистой спине, обводя контуры мышц и лопаток влажными от пота кончиками пальцев, словно стремясь запомнить каждый дюйм этого великолепного тела, хранить в памяти, чтобы облегчить тяжесть потери. Джесс, казалось, тоже изучает ее. Он поднес к лицу непокорный локон, потер о щеку. — Словно шелк, — выдохнул он.

Теплый летний воздух, напоенный тяжелым запахом любовных объятий и слабым ароматом флердоранжа, окутал их.

Они лежали тихо, едва прикасаясь друг к другу, чуть уставшие от пережитого потрясения, и постепенно тлеющий огонек разгорелся вновь, бушуя в крови, требуя выхода. Лисса почувствовала, как его естество, по-прежнему скрытое в ее теле, ожило, пробудилось, и выгнулась навстречу его ищущему телу, сжимая ляжками его бедра, молча, настойчиво, требовательно, заставляя его возобновить прежний ритм.

Лихорадочное отчаяние, казалось, завладело обоими. Охваченные безумием вожделения, они на этот раз быстро и жадно обрели экстаз.

Они провели ночь, попеременно сплетаясь в любовной горячке и засыпая в объятиях друг друга, чтобы проснуться и вновь погрузиться в блаженство. Наконец слабое розовое рассветное свечение озарило небосклон, первые золотистые лучи робко проникали в комнату, окончательно пробудив Джесса. Он еще раз взглянул на спящую, прильнувшую к его груди Лиссу. Под густыми ресницами, лежавшими на щеках, виднелись темные тени следы усталости. Лисса выглядела такой молодой и беззащитной, что у него сжалось сердце.

Она была его женой, матерью его ребенка, а он бросает ее. Самым легким выходом было бы уйти потихоньку, пока она все еще спала, оставив записку и железнодорожный билет, но Джесс не мог это сделать. Он подпер голову рукой, чтобы лучше рассмотреть спящую женщину. Чувство обладания волной захватило Джесса. Лисса — его жена, и неожиданно все благородные намерения относительно ее вторичного брака показались немыслимыми. Другой мужчина будет растить его ребенка… и, скорее всего, ненавидеть его, и обращаться с ним так же, как обращались с самим Джессом, и только за то, что белые считали пороком индейскую и мексиканскую кровь. Может ли Джесс позволить такое? Если родится мальчик, он всегда сумеет вернуться и забрать сына, но что, если это будет девочка? Нельзя подвергать дочь трудностям жизни на ранчо, отказался же он взять Лиссу с собой.

«Оставь ненужные мечты, Джесс», — упрекнул он себя.

Почувствовав, что муж не спит, Лисса открыла глаза, и их взгляды встретились.

— Волшебные серебряные глаза, — тихо сказала она, проведя рукой по заросшей щетиной щеке.

— О чем ты думаешь, Джесс?

В ожидании ответа Лисса затаила дыхание.

— Пора прощаться.

— Нет!

Лисса порывисто села, не замечая, что простыня сползла до талии.

— Мы женаты. Ты не можешь уйти сейчас!